Дом этот принадлежал Вадиму, но сейчас там обитала лишь престарелая семейная пара, служившая до недавнего времени его отцу, а теперь — ему. Там я должен был сидеть и ждать вестей.
Вадим обещал достать нужную информацию за три-четыре дня, но предупредил: если боевые действия перейдут в активную фазу, поиски Куракина придётся отложить. Кроме того, в любой момент всё могло пойти наперекосяк, и тогда народная армия вместе с союзом князей будут вынуждены отступить из города. Такой вариант Вадим тоже предусмотрел, хоть и считал его маловероятным.
Перед отъездом мне всё же удалось повидаться с Олесей. Привезли её только после обеда. Ждал я долго. Всё это время я сидел одной из комнат, что примыкали к кабинету Вадима. Комната была заставлена ненужной мебелью и всяким хламом. Люди сюда не заходили. От людей меня прятали: ведь отныне для всех я был мёртв. По крайней мере, до поры до времени.
Когда я увидел Олесю, даже не узнал сразу. Она бала одета в армейскую форму на размер или два больше, которая на щуплой девчонке смотрелась довольно мешковато и неказисто. Коротко подстриженные волосы на голове топорщились в разные стороны.
Увидев меня, Олеся застыла, не поверив глазам, а потом бросилась мне на шею.
— Думала, ты пропал, — сказала она.
— Про тебя думал то же самое, — ответил я, присаживаясь на диван. — Я видел твою записку, хотел найти этот ваш тренировочный центр, но началась бомбардировка, бой, и я не смог ничего сделать. Как сама-то?
— Да нормально, — махнула рукой Олеся присаживаясь рядом. — Только когда бомбардировка началась, испугалась немного. Но всё хорошо.
— Вас тоже бомбили?
Олеся сказала, что нет. Тренировочный лагерь располагался в каком-то училище, которое находилось южнее кварталов, куда упала основная масса бомб, и никто не пострадал. Но гремело так, что земля дрожала даже там. Одна бомба всё-таки грохнула неподалёку, и все перепугались. Затем добровольцев отправили кого куда: кого-то — на передовую, кого-то (женский состав, в основном) — в лазареты. Олеся попала в больницу, куда свозили гражданских.
— Это ужасно, — повторяла она. — Никогда не видела столько калек. Все кричат, все помощи просят. У меня до сих пор их вопли в ушах стоят. Некоторых из-под завалов достали. Суматоха была ужасная. Надо было бинты носить и прочую хрень. А там ни обезболивающего, ни черта нет. Медикаментов мало. Нас послали в другую больницу за медикаментами, а туда бомба попала, целое крыло рухнуло. А пока мы шли, я видела половину человека! Представляешь! Половина человека просто лежала, и из живота тянулись кишки через всю дорогу!
— Я тоже видел, — сказал я. — На самом деле, быстро привыкаешь к подобным зрелищам.
— Не знаю, — Олеся и поникла. — Мне кажется, это будет трудно.
— Я тебе говорил: война — не самое хорошее место, а ты не слушала, — я провёл рукой по коротким всклокоченным волосам девушки, а та прижалась ко мне.
— Ты боишься? — спросил я.
— Да. Кажется.
Я вздохнул. Зачем ввязалась в это дело? По глупости? В молодости человек обычно сам не знает, что хочет. Действует необдуманно и импульсивно, а потом жалеет о своих поступках. Вот и Олеся такая. Но теперь ей в любом случае деваться некуда: работать негде, кушать нечего. Могла бы, конечно, к тёте уехать. Но кто знает, не начнётся ли и там такая же дребедень?
Поговорили мы недолго, полчаса, а то и меньше. Потом явилась Светлана, сообщила, что скоро выезжаем. Пришлось расставаться — расставаться навсегда. Я не думал, что когда-нибудь вернусь в Северный район. Теперь мой путь лежал в неизвестность, и никто не мог сказать, где я найду новое пристанище. Олеся всхлипывала, вытирая подступившие слёзы, а у меня было так тоскливо на душе, что хоть волком вой. Быстро попрощавшись, я ушёл.
А теперь в сопровождении старшего сержанта Орловой я ехал за город — туда, где предстояло провести несколько дней в ожидании вестей от Вадима. Светлана молча крутила баранку, а я смотрел то в узкие окошки в бортах, то вперёд на дорогу.
Но не только за Олесю я переживал. Да, её путь мог закончиться плачевно, но она, по крайней мере, сама выбрала его. А вот Вера оказалась игрушкой в руках жестоких обстоятельств. Я рассчитывал, что Вахрамеевы не сделают с ней ничего плохого, не отправят обратно и не продадут опять кому-нибудь. Но кто знает, что от них ожидать? И потому я беспокоился, проклиная ту безвыходную ситуацию, в которой оказался, будучи вынужден сделать столь нелёгкий выбор.
Устав от молчания и тягостных мыслей, я перебрался на переднее сиденье. Светлана даже не посмотрела в мою сторону. На широкой панели между креслами лежал укороченный вариант винтовки АФ-2000. Я не очень хорошо понимал, за что Света до сих пор дуется на меня. Из-за того случая на базе? Но это же бред! За что обижаться? Дурацкое стечение обстоятельств. К тому же никто не погиб. Но у девчонки были какие-то свои тараканы.
— Расскажешь, что в городе творится? — спросил я. Из-за воя мотора говорить приходилось громко. — Каков расклад? У нас есть хоть какие-то шансы?
— Есть, — ответила Света.
— Похоже, ты не очень настроена на общение? — я посмотрел на неё. Ноль эмоций. Девушка так и сидела, обхватив массивную баранку и вперившись взглядом в дорогу. На мою реплику она не посчитала нужным ответить. Но я не сдавался: — До сих пор злишься на меня из-за того случая на базе? Может, хватит? Мы сейчас на одной стороне. К чему эти давние обиды, а?
Света бросила на меня короткий взгляд и что-то пробормотала. Говорила она тихо, словно сама с собой, и я не расслышал слов из-за рёва двигателя.
— Чего? — переспросил я.
— Ты — выскочка, возомнивший из себя, невесть что, — громко и чётко ответила Светлана. — Никакого почтения. Тебе предложили службу. Благодарить должен.
Я тихо рассмеялся. Претензия показалась мне ужасно наивной.
— Ах да, я же совсем забыл. Это только вы, дворяне да князья — люди, — подколол я её. — А мы, простой народ — твари дрожащие, должны вам в рот смотреть и на коленях перед вами ползать.
Света кинула на меня уничижительный взгляд и поджала губы.
Мы покинули город. Москва и пригороды осталась позади, и по обе стороны дороги потянулись леса и поля. Я
